Новость о том, что, согласно последнему опросу «Левада-Центра», 51% российских граждан хотели бы видеть Владимира Путина на посту президента страны и после 2024 года, комментируется социологами в традиционном и бесконечно унылом ключе. Директор этого же центра Лев Гудков говорит, что нынешнего руководителя «воспринимают как консерватора и считается, что именно он обеспечит статус-кво». А политолог Дмитрий Бадовский утверждает, что речь идёт о «запросе на устойчивость власти».
«Консерватизм» и «статус-кво» — это всё та же пресловутая стабильность, которую якобы гарантирует правление Путина. Дескать, в России ценятся не инновации, не революционные сдвиги, не исторические развороты в правильном направлении, позволяющие преодолеть стагнацию и упадок, а предсказуемость будущего, дурная бесконечность повтора, знакомый до боли шорох заезженной пластинки, наследование давно отживших форм общественного быта, несменяемость политического интерьера, в угрюмых анфиладах которого можно расчертить жизненный путь на десятилетия вперед.
«Запрос на устойчивость власти» — это тоже один из стереотипов либерального агитпропа, в котором угадывается полный набор характеристик несвободного русского общества. Здесь и тоска по сильной руке, и многовековое рабство, то ли ставшее генетическим изъяном России, то ли явившееся результатом этого изъяна, и безграничная любовь к ярму, и всякое такое же другое — не менее пикантное.
На самом деле, эпоха Путина — назовём её так — это период таких исторических перемен и разворотов, такой глобальной болтанки, такой смены политических декораций, что, я думаю, из другого народа на этих ухабах выбило бы дух. О стабильности можно было бы говорить, если бы Россия продолжала влачить существование в рамках той модели, в которую её загнали Борис Ельцин и набранная им команда отчаянных либертарианцев. Собственно, когда Владимир Путин пришёл к власти, то многие считали его духовным наследником первого президента, который продолжит начатое дело.
Новый глава российского государства действительно пытался идти по стопам своего предшественника, налаживая отношения с западным миром, пытаясь сделать свою страну полноправным членом клуба «передовых и цивилизованных», как мы тогда думали, государств.
Но с полноправием не задалось. Если Борис Ельцин готов был мириться с тем, что России выделили место вечного двоечника на заднем дворе, то Путин хотел, чтобы к ней относились с уважением, чтобы с ней, видя её открытость и готовность благодарно перенимать чужой опыт, сотрудничали, чтобы её рассматривали не как бездонную бочку с дешёвыми ресурсами, а как территорию, которую следует подтягивать до уровня развитых стран.
Все эти расчёты и надежды оказались пустыми, и примерно с 2004 года страна начинает дрейфовать в направлении, противоположном тому, которое было задано в ельцинские времена. В 2007 году президент произносит свою знаменитую речь в Мюнхене, которая фактически стала объявлением войны сложившемуся в мире порядку. А дальше происходит целый ряд событий, в которых нет даже намека на пресловутую стабильность. «И вечный бой, покой нам только снится».
В августе 2008 года российские войска в ответ на агрессию Грузии входят в Южную Осетию. И весь западный мир обвиняет нашу страну в неспровоцированном нападении на маленького и гордого соседа, высоко поднявшего знамя демократии и поплатившегося за своё стремление к свободе. В глазах всей просвещённой западной общественности мы моментально превращаемся в авторитарного монстра, готового, как и в советские времена, давить проявление свободомыслия везде, куда только дотянутся руки. А ведь для того чтобы страна могла продолжать стабильное существование в бесконфликтном взаимодействии с внешним миром, надо было всего-то ничего — отвернуться и позволить грузинам разнести сначала Цхинвал, а потом в довесок и Сухум по кирпичику.
Ощущения были бы тошнотворные, но зато был бы сохранён тот, якобы чаемый реакционной российской общественностью, статус-кво. Но руководство страны сделало другой выбор, и, как это ни покажется странным Льву Гудкову, было полностью поддержано населением.
То же самое можно сказать и о Крыме, о Донбассе и о Сирии. Мы взяли под защиту жителей полуострова и вернули его в Россию, мы взялись отстаивать свободный выбор соотечественников и суверенитет далёкой ближневосточной страны под гул всеобщих проклятий, зная, что в ответ Запад использует все свои возможности, чтобы наказать Россию. А помните, как захватывало дух, какая тревога поселялась в наших сердцах, когда один за другим следовали санкционные пакеты, когда нам угрожали изоляцией? Ведь временами казалось, что «нашим партнёрам» и впрямь удастся «разорвать российскую экономику в клочья». В этом бушующем море ненависти российский корабль, слегка кренясь и раскачиваясь, продолжал упрямо следовать взятым курсом.
Но где же в этой отчаянной и опасной борьбе та самая стабильность, стагнация, «устойчивость власти»? Собственно, наши либеральные соотечественники постоянно указывали на то, что Владимир Путин погрузил Россию в мрак ужасающей нестабильности. Они предрекали, что в результате санкций уже в самое ближайшее время не будет ни Путина, ни страны в её привычном обличье. Всё развалится, полетит вверх тормашками, и порядок восстановится лишь тогда, когда западные страны из соображений гуманности решать протянуть руку помощи несчастному народу, выбравшему себе не тех правителей. И, в общем, всё это было как-то очень нервно — намерение настоять на своей правоте перед лицом всего «цивилизованного мира» выглядело как хождение по самому краю.
Но страна отбилась, выжила, вырулила. Бури и ураганы не размолотили её в щепу, а рулевой вместе с поддержавшим его народом обрели статус победителя в тяжелейшей борьбе, исход которой был отнюдь не предрешён. И не желанием сохранить статус-кво или «устойчивость власти» объясняется поддержка Владимира Путина, выражаемая в том числе и в готовности 51% населения проголосовать за его новый срок в 2024 году, а той крепостью духа и достоинством, которые он продемонстрировал, ввязавшись в смертельный поединок с установившейся на планете системой вещей.
Россияне хотят и в будущем уважать в себе стойких, готовых к борьбе и невероятным зигзагам судьбы людей, презирающих стабильность и покой, бесконечно влюблённых в риск и опасность длительных военных походов, когда они предпринимаются ради правды и во имя справедливости. И есть ощущение, что главные победы впереди, а человек, под руководством которого были одержаны предыдущие, через шесть лет должен навсегда покинуть свой пост. Этого, похоже, изменить не удастся, но помечтать можно.
Андрей Бабицкий, RT